Соломон Израилевич Кунявский также работал в редакции газеты 33-й армии «За правое дело». Незадолго до Войны он переехал в Минск, где устроился работать в республиканскую газету «Звезда». Там он и встретил 22 июня 1941 года. В октябре 1941 года Кунявского определили на должность писателя-очеркиста в газету 30-й армии «Боевое Знамя». Его очерки сразу полюбились бойцам за свою злободневность и актуальность. В период наступательных боев по ликвидации Ржевской группировки противника Соломон Израилевич все время находился в действующих передовых частях, регулярно снабжая газету материалами о подвигах бойцов армии, воспитывая на их примерах героизм и отвагу у личного состава подразделений. Осенью 1942 году он был награжден медалью «За боевые заслуги».
В июле 1943 он перешел в газету 33-й армии и в составе ее редакции работал до 1 августа 1944 года. В тот день Кунявский был дежурным по редакции. Неожиданный налет вражеской авиации стал для него последним боевым эпизодом. Соломон Израилевич старался сделать под бомбежкой все возможное, чтобы спасти полиграфическое имущество, обеспечить порядок и организованность действий личного состава редакции. Даже получив тяжелое ранение грудной клетки, он продолжил выполнять свой долг, и лишь после настойчивого приказа вышестоящего начальника был эвакуирован в госпиталь. Однако рана оказалась смертельной, и 9 августа Соломон Израилевич Кунявский скончался. Посмертно он был награжден орденом Отечественной войны II степени.
Новогодняя ночь в Берлине
Так попали в переплет дикари под новый год.
Гитлер
Мечется, кричит,
Смотрит на руины:
Дым, обломки, кирпичи –
Не узнать Берлина.
- Все стирают в порошок,
Никакой пощады.
Это очень хорошо,
Так тебе и надо!
Геббельс
Выбежал, упал,
Худенький и вялый.
Ищет доктор свой подвал,
Не найдет подвала.
Он совсем
Ослаб душой:
- Все… конец… могила…
Это очень хорошо,
Это, просто, мило!
Гневным
Пламенем войны
Вся горит Европа.
Взрыв. И валятся штаны
С фона Риббентропа.
Он несется из огня
Дико, очумело.
Это радует меня:
Значит, было дело!
Гиммлер
Страхом удручен,
Вновь палач избился,
Сам на виселице он
Чуть не задавился.
Уцелел.
Но ничего,
Он не так уж весел.
Дни придут и мы его
Все равно повесим.
Геринг
Ничему не рад,
Говорит со вздохом:
- Это ужас, это ад,
Мне безумно плохо…
И по гладкой
Мостовой
Катится, как бочка:
- Мать родная, отчим мой…
Все пропало… Точка.
Так дрожали до зари
Под бомбежкой дикари.
Когда на циферблате
Снежинки кружились в воздухе, что-то вытанцовывали и падали на землю.
Люди, находившиеся в это время в блиндаже, смотрели на стенку. А на стенке висели обыкновенные ходики.
Стрелки часов словно чувствовали, что на них обращены взоры. И как бы сознавая свое превосходство над окружающими, гордые той миссией, которая выпала на их долю, они степенно и важно двигались по циферблату.
Кружки зеленые, фиолетовые, белые стояли на маленьком столике, находясь пока в резерве.
В блиндаж вошел Ваня Строганов, которого бойцы в шутку называли начальником несвоевременной доставки газет и писем.
- Приветствую вас и вашем лице ваше лицо, - скороговоркой промолвил он. – Гатулин, вам конверт!
- Спасибо.
Кузьма Гатулин вскрыл конверт, вынул оттуда маленькую бумажку, пробежал глазами и положил на столик. Потом вновь взял бумажку, посмотрел на нее таким ласковым взглядом, словно это было живое существо, с уст которого вот-вот сорвется: «здравствуйте!».
- Откуда, о чем? – спросил Алексей Скворцов.
- Читай! – Гатулин подал ему маленький лист бумаги.
Скворцов почитал вслух:
«Обнимаю триста процентов много сверх плана целую Зина».
- Вы что-нибудь понимаете? – обратился Скворцов к присутствующим. – Обнимает на триста процентов? Целует сверх плана? Я столько же понимаю в этой шифровке, сколько белый медведь в таблице умножения.
- Нет, я в этой бумажке понимаю не больше, чем индийский слон в географии, - заметил Логинов.
Все вопросительно смотрели на Гатулина. Стояла минутная тишина, и только слышно было тиканье часов: тик-так, тик-так. Время совершало свой обычный рейс.
Гатулин встал, поправил гимнастерку и тоном преподавателя, объясняющего ученикам трудную формулу, сказал:
- Тут понимать нечего. Все ясно. Никаких сверхплановых поцелуев я от Зины не ожидаю. Тем более, что поцелуи не регулируются производственным планом. Что касается объятий, то, как вам известно, их количество никогда не исчислялось процентами, поскольку нормы в этом деле не установлены.
- В чем же дело? – спросили присутствующие.
- Дело в том, что Зина работает на оборонном заводе. Токарь она. Меня заменила. Они там выпускают то, что мы здесь посылаем на головы немцев. И она решила обрадовать меня на новый год: выполняет норму на триста процентов, выпускает продукцию сверх плана. Вот она какая у меня, Зина.
- А ты сообщил ей, что в последнем бою уменьшил количество живых немцев на восемь штук? – спросил Захар Логинов.
- Как же, сообщил, - сказал Гатулин.
Все, словно по команде, посмотрели на ходики.
До наступления нового года оставалось несколько минут.
И вдруг стрелки пошли на сближение и встретились на цифре двенадцать. И, будто подав друг другу руки, застыли в крепком пожатии.
И тут все вскочили с мест. Кружки с переднего края стола были подняты вверх.
- За новый год! За новые боевые успехи! За полный разгром врага!
- За скорейшее возвращение к своим семьям! За сверхплановые поцелуи с женами!
Друзья чокнулись. Кружки были опустошены и опять приняли исходное положение.
И в эту минуту казалось, что сюда вошел новый советских год, румяный, широкоплечий, крепкий и сказал:
- Поздравляю славных воинов. Я жду от вас новых героических дел, новых ратных подвигов, боевые друзья!..
С. Кунявский
Рис. И. Царевича
Налаженное производство
Фриц. Прямо из сил выбился. Все копай до копай…
Ганс. Боюсь, что завтра придется еще больше работать.
Фриц. А что?
Ганс. Разве не видишь, русские усиливают огонь, значит клиентов для закапывания прибавится.
Фриц. Нет, не прибавится. В нашем полку уж больше закапывать некого – последние.
Строго воспрещается
Фрау Кнейтке вошла в дом с таким выражением лица, словно она только что вернулась с кладбища.
- Ты грустна, как дождливый октябрьский день, - сказал герр Кнейтке. – А на улице яркое солнце и бодрые радиосообщения Геббельса. Или они не нравятся тебе?
- Мне очень даже нравятся.
- Радиосообщения Геббельса?
- Нет, погода и солнце.
- Как ты можешь так говорить! Ты ведь знаешь о приказе фюрера насчет грусти. Ты не имеешь никакого законного права грустить. Не забывай, моя крошка, что оттого, каким будет выражение твоего лица – грустным или веселым – зависит судьба Германии, исход войны с Россией.
После небольшой паузы герр Кнейтке продолжал.
- А все-таки скажи мне, дорогая, как ты смеешь грустить без официального разрешения фюрера? Понимаешь ли ты, что этим самым ты подрываешь мощь германской империи?
- Я думаю сейчас…
- О фюрере?
- О фюрере пусть думает директор акционерного общества «Министров хороним без очереди». Я думаю о нашем Максе. Давно от него нет писем.
- А ведь скоро его именины, - герр Кнейтке тяжело вздохнул.
Скрипнула дверь, и в комнату вошел почтальон. Лицо у фрау Кнейтке расцвело радостной улыбкой. Муж распечатал письма, начал вслух читать и вдруг запнулся, закашлялся.
Фрау Кнейтке взволновано спросила:
- Наш Макс не достал в России шелка на платье или лакированных туфель?
- Максу достался осколок русской мины в голову.
- И что с ним? – не выдержала фрау Кнейтке.
- С осколком?
- Не с осколком, а с Максом, с его головой?
- Головы у нашего Макса больше нет… Тише, кто-то к нам идет. Сделай немедленно веселое выражение лица.
С. Кунявский
Рис. И. Царевича
Текст В. Глотова, С. Кунявского
Рис. И. Царевича
В немецком штабе
- Как вы посмели явится в штаб без брюк?
- Виноват, брюки у меня в руках.
- Почему не там, где им положено быть?
- Вы же приказали прибыть в полной походной форме…
Калеки
Ночью вышли на работу
Новобранцы Карл и Отто.
Наблюдают из-под крыши
Ранней утренней порой.
Первый ничего не слышит,
Совершенно слеп второй.
Говорит слепой глухому:
- Что ни день – мы ближе к дому…
Невпопад мычит глухой:
- Я согласен, день плохой…
Тут подходит воин Миша –
Красноярец, следопыт,
Легко прыгает под крышу
И ехидно говорит:
- Ну… калеки… Встаньте, ну!..
Я – разведчик. Вы в плену!
Прямой наводкой
Гром услышали враги,
А потом все стихло сразу.
Фриц кричит: Я без но-ги!..
Ганс орет: А я… без гла-за!..
Серьезная причина
- Оброс ты, Захарыч. И с чего бы это?
- Вот уж три недели как наш старшина «правит» бритву и никак не выправит.
Кто опаснее?
- Всех, кто будет распространять лживые слухи о положении на фронтах, немедленно арестовывать, - сказал начальник отделения гестапо своим агентам.
- А как быть с теми, что распространяет правдивые слухи?
- Таких арестовывать не надо. Таких надо расстреливать на месте. Это – самые опасные.
Точный ответ
(В столовой Военторга)
- Это безобразие, вы кладете в кашу железные пуговицы.
- А вы, небось, хотели, чтобы в каше были перламутровые?
В хвост и в гриву
Элегантно и красиво
каждый день, полны отваги,
Чешут фрицев в хвост и в гриву
«Яки», «Миги», «Илы», «Лаги».
Верная путевка
Недавно батарея офицера тов. Пономарева, сделав артиллерийский налет по скоплению фашистов, уничтожила несколько десятков немецких солдат и офицеров.
В шумный ад,
Где черти жили,
Кучей фрицы повалили.
И регистратор – сатана,
Смотря на мерзкие их лица,
Спросил:
- Путевка кем дана?
- Пономаревым! –
Взвыли фрицы.
Капитан С. Иванов.
На приеме у бесноватого главнокомандующего
Рис. худож. Кукрыниксы.
Генерал с восточного фронта: - Что нам теперь делать, фюрер?
Гитлер: Подождите! Дайте мне собраться с мыслями.
Живопись
Как-то зашел у нас разговор о живописи. Айвазовский, Репин, Суриков, Левитан… Ну, известное дело – светотени, линии, перспектива, пейзаж и прочие такие вещи, имеющие прямое непосредственное отношение только к мастерам кисти и полотна.
Разговор, надо сказать, велся на довольно высоком уровне. Что касается официальных докладчиков по затронутому вопросу, то их не было. Регламента также не было как такового. И никто ничего не объявлял: «Следующее слово имеет…» Каждый имел столько слов, сколько хотел, и высказывался без отрыва от своего места на нарах.
Вдруг из левого угла блиндажа раздался баритон Михаила Забалуева.
- Друзья, у меня есть важное сообщение из области живописи. С вашего разрешения я предоставляю себе слово.
- Так вот. Когда мы ворвались в деревню, предварительно отправив немалое количество немцев в дальний путь к праотцам, я заметил позади одной избы двух фрицев в горизонтальном положении. Расстегнутые, руки и ноги раскинуты, глаза закрыты, на лицах художественная разрисовка.
И так как я кое-что понимаю в искусстве, все-таки, как ни говорите, до войны работал в кинотеатре, в смысле писания афиш, то мне сразу бросилась в глаза определенная фальшь.
А кроме того – не знаю, точно это было или мне показалось – у одного немца чуть приоткрылся левый глаз, а потом опять закрылся. Я говорю Васе Любимову:
- Что-то мне не нравится эта живопись. На личностях вроде кровь, а ран никаких не видать. Не кажется ли тебе, что это просто художественная выставка?
- Ты думаешь, они живые и нарочно разрисовали свои физиономии, чтоб их за мертвых приняли? – спросил Вася.
- Да, - говорю, - именно так я и думаю. И еще я думаю, что нам придется закончить эти портреты.
- А может они уже готовые? – говорит Вася.
- Нет, - говорю, - не готовые они. Нет законченности линий, отсутствует полное портретное сходство с мертвыми фрицами.
И что же вы думаете? Только мы начали опускать винтовки в направлении главного удара – на головы немцев, как обладатели этих голов зашевелились и начали лепетать. Я крикнул:
- Вася! Теперь скажи, у кого тонкий художественный вкус – у меня или у тебя?
Портреты двух немцев мы, конечно, дорисовали по всем правилам искусства.
С. Кунявский.
Текст С. Кунявского
Рис. И. Царевича
Одно направление
- Какой участок фронта русские называют Могилевским направлением?
- Для нас теперь всюду могилевское направление – русские везде нас гонят в могилу.
В Берлинском магазине
- Что это за сукно?
- Эластичная оборона.
- Как?!?
- Эластичная оборона. Раньше оно называлось – драп.
Краткий справочник
УДАР (не солнечный) МАССИРОВАННЫЙ: одновременное действие сильно успокаивающих средств (танки, артиллерия, авиация, пехота).
НЕРВНЫЙ ТИК. Самая распространенная болезнь среди германского генералитета.
МАССОВЫЙ КРОСС. (Аллюр 4 креста). Оздоровительная для немцев прогулка с Востока на Запад.
Зависть
- Этот Мюллер умеет жить.
- С чего ты взял?
- Ему опять приснилось, что он досыта наелся.
Несчастный случай
- Сколько лет нашему фюреру, фрау Гертруда?
- Пятьдесят пять. А что?
- Да так… Очень жаль, что его мать уже умерла.
- Почему?
- Пусть бы она умерла пятьдесят шесть лет тому назад.
Нет аккаунта? Зарегистрируйтесь