В 11-й армии также была своя газета — «Знамя Советов». Были в ее редакции и свои звезды. Это мастер частушек Н.Силаев и писатель В.Апресян, о котором стоит рассказать чуть подробнее. Апресян с первых дней войны начал трудиться в газетах армий и фронтов, и, надо сказать, что в этом деле он очень преуспел. Он оказался не только талантливым писателем, перу которого принадлежат многочисленные рассказы, очерки, фельетоны, печатавшиеся в местной прессе, но и в совершенстве овладел мастерством художника. Он рисовал портреты героев боев и карикатуры, которые были очень популярны среди бойцов. Его литературный талант проявился и в написании юмористической повести «Дела Максима Стрельцова». Одаренный журналист был награжден двумя орденами — Красной Звезды и Отечественной Войны II степени.
Дело Гитлера – труба,
Подвела «Моя борьба».
Ныне фрицевский арап
Пишет книжицу «Мой драп».
Украинскими степями
Шел двуногий фриц-бандит.
А теперь тремя ногами
По Берлину он гремит.
Снова Гитлер бесится,
Впору хоть повеситься:
Летом бьют, зимою бьют –
Передышки не дают.
Перед боем фриц напился,
На том свете протрезвился.
Огляделся он кругом:
- Ба! Вся рота целиком!
Крепко Гитлер прогорел
За войну великую.
С горя Геринг похудел,
Геббельс стал заикою.
Эльза, Эльза, ты не спишь,
Слезы наземь капают.
Из Берлина ты бежишь,
Я к Берлину драпаю.
Жил неплохо рыжий малый
В ресторане подметалой
Да «тотальная» метла
Подметалу подмела.
Рядовой Н. Силаев.
Немец у Карачева
Фронт укорачивал.
Чересчур укоротил –
Вплоть до Гомеля катил.
Шепчет Гитлер: «Не усну,
Зуб сломал я о Десну».
Врач советует ему
Полечиться в Крыму.
Немец в Пятихатке
Наводил порядки.
Накололся на штык –
Засверкали пятки.
С Волги немцы топали,
На Кубани побыли.
Били немцев на Тамани,
Бьют и в Мелитополе.
Полетела к фрицу мина –
Птица быстрокрылая.
И у фрица стала блином
Рожа косорылая
Рубит конница лихая
Головы арийские,
От врага освобождая
Города Российские.
Поутру поет «Катюша».
Звонок голос на заре!
Закрывают фрицы уши –
Смерть приходит немчуре.
Пулеметчик сеет с ходу
По врагу дождем густым,
Появились утром всходы –
Намогильные кресты.
Помнишь, Генрих было дело –
Наша банда яйки ела.
Времена теперь не те –
Яйки квохчут в животе.
Фриц нашел себе служанку,
Молодую парижанку.
Та морила как-то блох –
Заодно и фриц подох.
Случай был на той неделе –
Гуси серые летели.
Старый фриц не оплошал –
Он в укрытье убежал.
Гитлер дуче взял за хвост,
На высокий поднял пост.
И сидит он, дуче, в горе,
Как собака на заборе.
Ныне мечутся враги –
Не по вкусу пироги:
А летят к фашистам
Пироги со свистом.
- Господин полковник, ваш полк разгромлен.
- Сформируйте из него батальон.
- Никак нельзя, господин полковник. Мало.
- Доннерветтер, Тогда сформируйте роту.
- Никак нельзя, господин полковник. Мало.
- Доннерветтер, что же осталось от полка?
- Одно название, господин полковник.
- Объясните мне, герр Капутштейн, Геббельс говорил, что у русских и англичан разногласия и что они преследуют разные цели.
- Точно. Когда русские снаряды падают на наши опорные пункты у Киева, английские бомбы падают на Гамбург.
На военном языке это называется «разные цели».
В деревне Погибелка расстреливали Ганса, который оставил свою позицию и побежал. Обер-лейтенант Капут спросил его:
- Что ты, Ганс, желаешь перед смертью, говори.
- Хочу, чтобы меня похоронили рядом с моим фюрером.
- Болван! Он ведь живой еще.
- Ничего, я обожду.
- Фриц, что такое для арийца партия фюрера?
- Родная мать, герр обер-лейтенант.
- А фюрер?
- Родной отец, герр обер-лейтенант.
- А что бы ты желал сделать для них?
- Остаться круглым сиротой!
- Ваш полк оставил свои позиции, герр полковник. Почему не выполнен мой приказ?
- Какой?
- Стрелять каждого, кто оставит свои позиции.
- Не успел, герр генерал. Русские штурмовики расстреляли моих солдат раньше.
-Ты слышал, Ганс, какую сообразительность проявил наш ротный минометчик?
- Именно?
- Мы побежали от русских, а он к русским.
- Драпке, почему ты стер с карты Кельн, Гамбург и Дуисбург?
- Чтобы не путаться на карте, господин учитель. Ведь англичане стерли их с лица земли.
Фирма «Буль-Буль» выпустила специально для купательно-утопательного сезона в Крыму спасательные пояса.
Дешево!
По карману любому арийцу!
Требуйте всюду.
Авось помогут.
Поправка
В номере от 29-го октября в телеграмме из Парижа вкралась весьма досадная опечатка. Было напечатано: «
Наши ослы надеются, что англичане, русские и американцы в Москве не договорятся». Следует читать: «Наши послы…» и так дальше.
За вашу жизнь никто не даст ни копейки!
А мы даем!
Страхуйте свою жизнь в нашей конторе «Саламандра».
После смерти с нашим полисом вы сможете получить сдачи.
Задержано доставкой.
Пока мы форсили, русские форсировали Днепр тчк.
Фон Драпке.
Было дело под Полтавой тчк Из этого дела еле-еле (пропуск телеграфа).
Фон Хапке.
Днепропетровский корреспондент сообщает, что сообщить кроме подписи ничего не может.
Бывший Днепропетровский корреспондент Фон Пепке.
Русские через какого-то Гоголя передают: «Чуден Днепр при тихой погоде».
Арийцы! Не верьте этим слухам. Там не тихо и не чудно.
Тот же Гоголь написал еще «Мертвые души». Мы знаем на кого они намекают.
Писатель Гоголь за распространение ложных слухов и за клевету на арийские души будет расстрелян.
Главная квартира фюрера сообщает, что во все стороны от Крыма немецкие генералы дали деру и дошли до ручки (Пункт северо-западнее ст. Гибель).
На других отрезках фронта мы прорвались через свои линии обороны и отбросились на запад от противника.
Замечались также действия патрулей и усиленная разведка путей отхода севернее и южнее реки Н., знаменитой своим Днепрогазом.
(Рассказ участника)
Когда меня вызвали в главную малину к фюреру, вся шпана была уже в сборе. И Геббельс, и герр Геринг, и Гиммлер. Потом пришел он сам.
Хотя я участник многих дел, даже мокрых, я волновался.
- Шухер! – крикнул фюрер. – Муссолини нужно слямзить, но, чтоб было ша!
Я спросил, кто будет на стреме. Герр Гиммлер икнул.
Я сразу понял, что здесь крепкий блат.
За этого дуче я бы двух копеек не дал бы, но задание есть задание, и мы его быстро слямзили, упаковали, написали «не кантовать»,
и я дал телеграмму как условились: «Товар куплен. Мажем пятки».
А остальное все известно из печати.
Вышли из печати и рассылается подписчикам книга «КАК Я НАУЧИЛСЯ ВЕРИТЬ В ПОБЕДУ» с предисловием Вильгельма и послесловием доктора Гибельса… Книга богато иллюстрирована снимками 1914 года.
Фирме «Дойче цорес» требуются учетчики для учета серьезности момента.
С предложениями обращаться по адресу: Тупик Гитлера №17 «Дойче цорес».
В Н-ской части есть знаменитый разведчик Чисторобов. Он привел 29 «языков». Расскажем об одном из них.
- Ну, как прошлая операция, удалась вам? – спросили мы у Чисторобова.
- Удалась, да не совсем.
- То есть, как?
- А вот так, как бывает у вас, редакторов, - сказал он шутя, - пишете статью, а на завтра заметочка, - мол, вчера нами допущена досадная опечатка: вместо «визжала пойманная свинья» следует читать «визжал пойманный фриц».
Мы попросили разведчика рассказать нам, какая у него была досадная «опечатка», и он охотно начал.
- Пронюхали мы, что в тылу у врага, в 20 километрах от фронта живет немецкий генерал. Ну, и решили мы взять его, поскольку это «язык» богатый и всякие гитлеровские тайности знает. Пошли туда. Не буду говорить, как мы охрану сняли. Дело, было, конечно, трудное, но мы в потемках втихомолку с нею сладили. Вхожу я с группой захвата в сени. Прислушиваюсь. Слышу – вода хлюпает. Открываю дверь в хату, а там посередке большая оцинкованная ванна стоит. А ванне пузатый, лысый, подслеповатый, пожилой из себя немец. На столе немецкая свеча и всякие штуки немецкие, и папка с бумагами, тоже немецкими. А на стене висит генеральский мундир, выглаженный, точно для парада.
Ну, говорю, нам некогда. Торопимся, господин генерал. Давай, одевайся. Немец обомлел. То ли глазам не верит, то ли от страха руки-ноги отнялись. Я автоматом приглашаю его из ванны. Генерал видит – делать нечего. Покряхтывая, вылезает. Я снимаю со стены мундир и сам пихаю его мокренького в штаны, поскольку очень спешу. Генерал неохотно лезет в штаны и что-то балакает на собственном наречии: не понимаю, должно быть, недоволен.
Привели его в часть на рассвете. На передовой увидели нас с пленным генералом, диву даются, и все говорят: «Ай да Чисторобов! Отхватил себе «язычка!» Молодчина!» В дивизии тоже очень удивились. Глазам не поверили, а от генерала не отказались, взяли на допрос. Командир дивизии по порядку, как положено, спрашивает:
- Ваша фамилия, генерал?
- Шпунт. Только, извините, я не генерал.
- Оставьте глупости. Может, скажете, что вы полковник или майор?
- Нет, что вы! Майор… Врать не стану. Я всего лишь повар генерала.
- Что-о? Вы шутить изволите, генерал Шпунт? – сердится наш командир дивизии, а Шпунт дрожмя дрожит, и мундир на нем трясется, и очки потеют.
- В моем положении не шутят, - говорит, - генерал выехал по делам. Пользуясь его отъездом, я принимал ванну, поскольку баня на краю деревни, а там партизану лишнего жару дают. Все боялся несчастья, ждал, пока генерал уедет, а я дома вымоюсь. Ну, и конечно, дома тоже, как видите, не повезло. Меня ваши солдаты насильно одели в парадный мундир генерала и привели.
Чисторобов закрутил цыгарку, прикурил, продолжая рассказ.
- А я понимаете, когда уходил, захватил папку с бумагами у генерала. Перелистывая эту папку, командир дивизии вперил глаза в лицо пленного и заметил в нем что-то такое поварское. Они, знаете, рыхлые от жирных паров становятся. Вдруг наш командир нашел в папке фотографию генерала. Видит, не похож лицом, а мундир – точно – этот. Понятно, рассмеялся, а потом шутя пожурил меня:
- Ну, и генерала ты мне привел, Чисторобов, - говорит, - настоящий генерал от кислых щей.
- Вот такие досадные «опечатки» бывают у нашего брата разведчика, - заключил, весело щуря глаза, Чисторобов.
- Когда ваша артиллерия начинает обработку наших позиций, то…
…кое-кто из солдат, кое-как выдерживает этот адский огонь…
…но завтра даже самые крепкие нервы не выдерживают, и оставшиеся в живых сходят с ума.
А на третий день… впрочем, выше сил человеческих сидеть три дня под огнем вашей артиллерии.
Рассказ пленного иллюстрировал В. Апресян.
Фельдмаршальский сынок в сопровождении телохранителя попал на фронт. Русский снаряд, в свою очередь, попал в сынка и разнес его.
- Что теперь я буду делать? Из-за этого щенка господин его папаша меня убьет, - хнычет телохранитель.
- Не горюй, я выручу, - успокаивает другой солдат.
Этот солдат собирает в одну кучу кусочки папенькиного сынка, фотографирует всю эту дрянь и вместе с телохранителем покойного идет к его отцу.
- Господин фельдмаршал, - докладывает солдат, - ваш сынок Вилли сегодня увидел русских. Он с шашкой в руке стал рваться к ним, но мы его не пустили. Он давай рваться вперед. Мы опять держим за руки. Он давай метаться. Мы опять не пускаем…
- Ну, дальше, дальше что случилось?
- Дальше? Он давай биться, метаться, кричать, кусаться и рваться вперед. Рваться, рваться, рваться, рваться…
- Черт вас возьми, кто вам позволил мучить дитя? Отпустили бы его. Пусть бы он изрубил русских! – разгневался фельдмаршал.
- А мы так и сделали, как приказывает ваше сиятельство. Но вот что из этого вышло, - сказал солдат, показывая фотографию праха Вилли.
В. Апресян.
Нет аккаунта? Зарегистрируйтесь