В сентябре была 73 годовщина одной из самых трагических страниц в истории ВОВ. Расстрел мирного населения в Бабьем Яру Киева. Все время пока город находился в оккупации там проводилось планомерное уничтожение людей. На Нюрнбергском процессе была озвучена страшная цифра,реальное число погибших в Бабьем Яру - 168 тысяч евреев и свыше 300 тысяч — военнопленных. Эти цифры подтвердил Международный военный трибунал.
Когда матери умоляли не убивать детей, фашисты отбирали младенцев и бросали их живыми в овраг. Самой маленькой жертве этой страшной трагедии было 3 дня от роду, самой старшей 103 года.
В Бабьем Яру были расстреляны советские военнопленные, пять цыганских таборов, 752 пациента находящейся недалеко психиатрической клиники, евреи и 621 член ОУН среди которых была украинская поэтесса Елена Телига.
Как ни жутко это звучит убийство это называлось «утилизация золота», поскольку с места казни в Германию вывозились мешки с драгоценностями.
За все это страшное время из Бабьего Яра спаслось всего 29 человек.
Над Бабьим Яром шелест диких трав,
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Здесь молча все кричит, и, шапку сняв,
Я чувствую, как медленно седею
И сам я как сплошной беззвучный крик
Над тысячами тысяч погребенных.
Я – каждый здесь расстрелянный старик,
Я – каждый здесь расстрелянный ребенок
Евгений Евтушенко
Когда матери умоляли не убивать детей, фашисты отбирали младенцев и бросали их живыми в овраг. Самой маленькой жертве этой страшной трагедии было 3 дня от роду, самой старшей 103 года.
В Бабьем Яру были расстреляны советские военнопленные, пять цыганских таборов, 752 пациента находящейся недалеко психиатрической клиники, евреи и 621 член ОУН среди которых была украинская поэтесса Елена Телига.
Как ни жутко это звучит убийство это называлось «утилизация золота», поскольку с места казни в Германию вывозились мешки с драгоценностями.
За все это страшное время из Бабьего Яра спаслось всего 29 человек.
Над Бабьим Яром шелест диких трав,
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Здесь молча все кричит, и, шапку сняв,
Я чувствую, как медленно седею
И сам я как сплошной беззвучный крик
Над тысячами тысяч погребенных.
Я – каждый здесь расстрелянный старик,
Я – каждый здесь расстрелянный ребенок
Евгений Евтушенко